Том 1. Обыкновенная история - Страница 19


К оглавлению

19

Вместе с тем, когда он пытался решить возникшие перед русской жизнью социально-политические проблемы в тот момент, когда в ней «все переворотилось», Гончарову нехватило знания и понимания действительности и глубины мировоззрения.

Но и в тех немногих случаях, когда под влиянием ошибочных взглядов, в силу ограниченности своего мировоззрения Гончаров отступал от жизненной правды, он переживал трагедию большого и честного художника, глубоко верившего в правильность своих идей и представлений, которые, однако, не находили сочувствия в передовом читателе. Вот почему в ответ на критику своего последнего романа он так страстно, так настойчиво пытался доказать правильность своего понимания путей прогрессивного, как ему представлялось, развития русской жизни. И даже те произведения писателя, которые содержали ошибочные идеи, проникнуты глубоким и чистым нравственным чувством, высокими моральными требованиями к обществу и человеку. Таковы очерки «Фрегат „Паллада“», в которых, несмотря на симпатии Гончарова к буржуазному «прогрессу», так много искреннего и глубокого отвращения к его конкретным проявлениям в жизни. Таков роман «Обрыв» с его прославлением серьезного отношения к искусству, к творческому труду, с разлитой в нем поэзией любви, с отразившимся в его картинах восхищением перед родной природой, с горячей любовью к матери-родине, имя которой – Россия. И демократическая критика, всегда прямо и резко указывавшая Гончарову на его ошибки, на объективный их вред, никогда не относила Гончарова в стан защитников и слуг реакции.

X

Гончаров считал себя учеником великих основоположников новой русской литературы – Пушкина и Гоголя. «От Пушкина и Гоголя в русской литературе теперь еще пока никуда не уйдете, – писал он в конце 70-х годов. – Школа пушкино-гоголевская продолжается доселе, и все мы, беллетристы, только разрабатываем завещанный ими материал».

Новейшие исследования творчества Гончарова отмечают многосложные и разнообразные связи писателя с Пушкиным и Гоголем. В Гончарове, справедливо замечает А. Г. Цейтлин, «пленяют такие отличительные черты Пушкина, как величайшая гармония частей, глубокое соответствие формы и содержания. Пушкин для Гончарова – классик, обладающий величайшим чувством меры, труднейшим искусством вкладывать глубокое значение в предельно простую и сжатую форму». В близких сердцу Гончарова образах Веры и Марфиньки ощутимо влияние женских образов «Евгения Онегина» Пушкина. На связь Адуева-племянника с пушкинским Ленским указал Белинский. Гончаров воспринял у Пушкина метод всесторонней и глубокой психологической характеристики героев.

Влияние критического реализма Гоголя особенно сказалось на «Обломове». Гончаров доводит до совершенства воспринятое у Гоголя умение раскрыть связи человека с окружающим его бытом и материальной обстановкой, с общественной средой.

Среди писателей-современников Гончаров как художник занял своеобразное место.

Особенности реалистического искусства Гончарова заключаются прежде всего в том, что он стремится к всестороннему изображению жизни, к обрисовке действительности во всей полноте и всех ее связях, к раскрытию и социальных, и культурных, и морально-психологических ее сторон и отношений. Добролюбов справедливо указывал, что Гончаров «не поражается одной стороной предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон, выжидает свершения всех моментов явления и тогда уже приступает к их художественной обработке…» Жизнь раскрывается Гончаровым в ее развитии, в конфликтах нового со старым. По словам самого писателя, его всегда интересовало «состояние брожения, борьба старого с новым в русском обществе»; он следил «за отражением этой борьбы на знакомом ему уголке, на знакомых лицах». Для художественного метода Гончарова характерно воспринятое им несомненно у Гоголя и развитое дальше умение сочетать большую обобщающую картину жизни с детальным анализом ее явлений. Сам писатель указывал, что творческая разработка избранной им темы всегда начиналась с общего представления о ней, с охвата творческим сознанием и фантазией всего явления в целом. «Я писал медленно, потому что у меня никогда не являлось в фантазии одно лицо, одно действие, а вдруг открывался перед глазами, точно с горы, целый край, с городами, селами, лесами и с толпой лиц, словом, большая область какой-то полной, цельной жизни. Тяжело и медленно было спускаться с этой горы, входить в частности, смотреть отдельно все явления и связывать их между собой».

Подвергая анализу психологические переживания своих героев, описывая быт, предметы, Гончаров все время имеет в виду необходимость обобщения, типизации. «В этом умении охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его, – замечает Добролюбов, – заключается сильная сторона таланта Гончарова». Гончаров всегда тяготел к раскрытию, как он говорил, «сути жизни, ее коренных основ», к широкому эпическому отображению действительности, за что, в частности, он высоко ценил произведения Л. Н. Толстого. По его словам, Толстой, «как птицелов сетью, накрывает своей рамкой целую панораму всякой жизни и пишет sine ira»… и «ничто из того, что попадает в эту рамку, не ускользает от его взгляда, анализа и кисти». Таков был метод и самого Гончарова.

Характеризуя Гончарова, как автора «Обыкновенной истории», Белинский пишет: «Он поэт, художник – и больше ничего. У него нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: кто в беде, тот и в ответе, а мое дело сторона».

19