Том 1. Обыкновенная история - Страница 126


К оглавлению

126

«Обыкновенно романтики придают страшную цену чувству, – писал Белинский, – думают, что только одни они наделены сильными чувствами, а другие лишены их, потому что не кричат о своих чувствах… Случается и так, что иной, чем сильнее чувствует, тем бесчувственнее живет: рыдает от стихов, от музыки, от живого изображения человеческих бедствий в романе или повести и равнодушно проходит мимо действительного страдания, которое у него перед глазами…» (Статья Белинского всюду цитирована по изданию В. Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах, т. III, Гослитиздат, 1948.)

Отвечая на нападки критики по адресу другого главного действующего лица в романе – представителя нарождавшейся буржуазии, Петра Ивановича Адуева, и, в частности, полемизируя со славянофилами, Белинский блестяще доказал, что подобный тип людей уже появился и впредь будет появляться в русском обществе. Вместе с тем Белинский с предельной ясностью показал ограниченность этого героя. «Он составил себе, – говорит о Петре Ивановиче Белинский, – непреложные правила для жизни, сообразуясь с своею натурою и с здравым смыслом… считал их непогрешительно верными… был уверен, что утвердил свое семейственное положение на прочном основании, – и вдруг увидел, что бедная жена его была жертвою его мудрости, что он заел ее век, задушил ее в холодней и тесной атмосфере.

Какой урок для людей положительных, представителей здравого смысла! Видно, человеку нужно и еще чего-нибудь немножко, кроме здравого смысла!»

Борясь за равноправие женщины в общественной и личной жизни, Белинский горячо приветствовал тех писателей, которые в своих произведениях отображали рост самосознания русской женщины. «Обыкновенная история» дала ему повод высказаться по этому вопросу в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года».

По мнению Белинского, женские характеры «до сих пор редко удавались у нас даже первостепенным талантам…» Но у Гончарова они – «живые, верные действительности создания. Это новость в нашей литературе».

Самым существенным и принципиальным недостатком «Обыкновенной истории», с точки зрения Белинского, является то, что в конце романа нарушена правдивость обрисовки молодого Адуева: «Героя романа, – говорит Белинский, – мы не узнаем в эпилоге: это лицо вовсе фальшивое, неестественное… Его романтизм был в его натуре; такие романтики никогда не делаются положительными людьми. Автор имел бы скорее право заставить своего героя заглохнуть в деревенской дичи в апатии и лени, нежели заставить его выгодно служить в Петербурге и жениться на большом приданом. Еще бы лучше и естественнее было ему сделать его мистиком, фанатиком, сектантом; но всего лучше и естественнее было бы ему сделать его, например, славянофилом…Тогда бы герой был вполне современным романтиком, и никому бы не вошло в голову, что люди такого закала теперь уже не существуют…» Эти строки Белинского разоблачали славянофилов, которые идеализировали старину и отсталость России.

Белинский наметил другой вариант эпилога, несомненно по своей идейной остроте и общественной направленности более значительный, нежели в романе. Однако эволюция характера Александра Адуева, показанная в «Обыкновенной истории», также является типичной, «обыкновенной» для значительной части дворянской молодежи того времени.

Успех «Обыкновенной истории» побудил Гончарова выпустить ее отдельным изданием в 1848 году. Первое отдельное издание «Обыкновенной истории» полностью соответствует (если не считать нескольких малозначительных исправлений) журнальному тексту романа. Сколько-нибудь существенных изменений не производилось ни во втором (1858), ни в третьем (1862) изданиях. Многочисленные исправления внесены были в текст романа при подготовке его для четвертого издания (1868). Здесь, несомненно, сказалась требовательность самого писателя. Не нарушая композиции произведения и идейного существа образов и картин, Гончаров тщательно, строка за строкой, просматривал и исправлял текст. Все изменения и поправки в романе бьют в одну цель. Гончаров добивается предельной реалистической точности и выразительности образов, языка и стиля произведения. Он переделывает или вовсе устраняет из текста не только отдельные слова, но и целые фразы и куски, если находит в них хоть малейший след «литературного усилия», рыхлости, риторичности. Особенно нетерпим Гончаров к остаткам романтической фразеологии, когда необходимость употребления таковой не диктуется художественной задачей. Гончаров стремится к предельно сжатым и реалистически четким описаниям и характеристикам персонажей. В некоторых случаях он вносит в образы и картины ряд новых деталей и черт, углубляющих и обогащающих их типичность. Так, например, в образе матери Александра Адуева художник еще более подчеркнул патриархальную наивность и ограниченность ее житейских воззрений, усилив вместе с тем черту беззаветности материнской любви. Как бы следуя завету Белинского о том, что «охота пестрить русскую речь иностранными словами без нужды, без достаточного основания противна здравому смыслу», Гончаров удаляет из текста ряд иностранных слов, как, например, «анахронизм», «анализ», «патетический», или заменяет их русскими понятиями. Так, слово «рефлекция» он заменяет словом «влияние», «метода» – «правило» и т. д. и т. п.

Много выигрывает в смысле художественной убедительности в новой редакции и образ Адуева-старшего: ярче выступили индивидуальные черты его характера, из манеры говорить исчез оттенок щегольства книжными фразами и ученостью. В его облике и поступках стало больше естественности.

126